Регистрация

Александр Туркот: от золота до кремния

11
0
2 759 0
Аудио Текст
15 ноября 2013

Александр Туркот, ныне влившийся в ряды венчурных инвесторов, вспоминает взлет и падение MySpace, свою роль в его продвижении в России, дает оценку потенциалу «Сколково» и российского рынка инвестиций в стартапы.

Из передачи вы узнаете:
— как Александр Туркот попал на золотой прииск, в MySpace и в «Сколково»;
— как Руперт Мердок взялся завоевывать Россию и что из этого вышло;
— почему MySpace потерял позицию лидирующей соцсети;
— когда наконец «Сколково» породит русский Instagram;
— почему Александр Туркот инвестирует в поисковик строительной техники;
— все ли хорошо у израильского стартап-рынка;
— и многое другое.

Александр Плющев: Здравствуйте, уважаемые зрители! Это программа «Удельный вес» на SeoPult.TV. Меня зовут Александр Плющев. Сегодня у нас в гостях один из ветеранов отечественного IT. Он успел поруководить российским филиалом самой популярной некогда в мире соцсети. Также он основатель и управляющий партнер венчурного фонда Maxfield Capital Management. Александр Туркот. Александр, добрый день!
Александр Туркот: Здравствуйте!
А. П.: У нас весь контент нашей программы и вообще всего канала посвящен интернет-бизнесу. Но вы к тому же и в офлайне много чего интересного поделали. Согласно биографии в Forbes, вы руководили золотоносным прииском. Как вы попали на эту должность? Каковы достижения там были?
А. Т.: Ну, это на самом деле история не флибустьерская, но немножко приключенческая, конечно же. Это не совсем так, что я сначала, до того как стал заниматься IT или интернетом, попал в золотоносный прииск, скорее наоборот. Я начал заниматься IT почти 30 лет назад, вот закончил институт и сразу, в общем, в это дело окунулся. Буквально пару дней назад мне прислали статью мою первую из журнала «Микропроцессорные средства и системы» за 1987 год, например. Я совершенно обалдел, даже не помнил о существовании таковой. История состоит в том, что я родился и вырос в городе Ташкенте. Когда произошло разрушение Советского Союза, я уехал из Ташкента, жил какое-то время в Израиле, потом в Штатах и т. д. Довольно много путешествовал. И в Москве я живу, наверное, лет шесть-семь. В какой-то момент я занимался IT-проектами в Европе и участвовал в качестве, скажем так, директора или члена совета директоров в одной большой инфраструктурной IT-компании, в которую инвестировали довольно состоятельные на тот момент люди советского происхождения. Мы плотно общались. В какой-то момент они мне сказали: «Слушай, такая история… Ты же оттуда?» Я говорю:
— Нет, ребята, я не оттуда, я рядом.
— Да какая разница! Там же недалеко, ты все равно это лучше понимаешь. Съезди, посмотри, там такой интересный бизнес.
Я решил: ну что, это приключение, я давно не был там, на тот момент 15 лет. Я поехал, и действительно был очень интересный проект, проект довольно крупного золоторудного месторождения в одной из среднеазиатских стран. С точки зрения бизнеса, с точки зрения возврата инвестиций и скорости их возврата это был очень успешный проект. Общий навар... неправильное слово. Общая прибыль от проекта была больше 100$ млн.
А. П.: Как же так получилось, что вам после такого места работы еще и работать пришлось потом?
А. Т.: Это свободный выбор каждого. Я знаю массу людей гораздо, прямо на порядки богаче меня, которые продолжают работать просто потому, что не работать скучно. У меня был период, когда я не работал, но работать интереснее.
А. П.: Еще в биографии в Forbes указаны две фабрики и один завод. Видать, вам по нраву как-то?
А. Т.: Ну, это все то, что называется «был такой период в моей жизни», года три, который я называю такой «изменой» или «походом налево». Действительно, был период, когда я… Я по сей день совладею какими-то предприятиями, достаточно крупными.
А. П.: А как вы оказались в MySpace? Как вы попали?
А. Т.: Эта история тоже достаточно романтическая. Дело в том, что во время моей работы в основном в Европе, в меньшей степени в России я начал общаться, а потом и сотрудничать, собственно, с корпорацией, которая называется сегодня News Corp., на высоком уровне, на самом высоком уровне фактически. Что-то я им советовал, где-то помогал.
А. П.: То есть прямо и Мердока видели?
А. Т.: Видел, представляете, Мердока, да-да. Правда, уже десять лет прошло или сколько... Видел Мердока, даже общался с ним. Дело в том, что на тот момент как раз у Мердока самого были серьезные виды на Восточную Европу. Он довольно агрессивно тогда здесь пытался развиваться. Это касалось и компаний наружной рекламы, и попыток телевизионных каналов... И в России…
А. П.: Радио?
А. Т.: Радио, которое до недавнего времени ему принадлежало. И не только в России, но и, скажем, в Прибалтике, в Украине и т. д. И в тот момент примерно и произошло то самое событие, которое, в общем, и завалило MySpace: Мердок купил MySpace за сумасшедшие по тем временам деньги, просто сумасшедшие!
А. П.: Это вы ему посоветовали?
А. Т.: Боже упаси! Ну что вы! Нет, нашлись без меня… То есть меня спрашивали, но не слушали. Не потому, что я такой умный, но как-то… Значит, а MySpace был на то время действительно сетью номер раз. Facebook еще не было, LiveJournal… Были какие-то альтернативы, но в Штатах просто by far, что называется, больше 100 млн пользователей. И он купил эту штуку задорого. И купил он ее так, что его партнерами… Там остались учредители, было два кофаундера, известные такие ребята, довольно молодые, которые вдруг напополам получили вдруг какие-то страшные 500$ млн. И получили они, кроме этих 500$ млн с лишним, еще и пятилетний контракт, по которому и один и другой оставались там CEO и президентом, по-моему, компании. Соответственно: а) они немножко поменяли образ жизни; б) им показалось, — а это проблема часто случающаяся, особенно в интернете, — они решили, что они сами все хорошо знают и они рулят миром, а не мир рулит ими. И когда их купил Мердок, одной из его идей была международная экспансия. И открыли они сначала офис в Англии, потом в Германии, во Франции. И у меня заняло, наверное, года полтора, может быть, два убедить всю эту команду в том, что надо идти и в Россию. Долго сопротивлялись, может быть, слишком долго, может быть, я был недостаточно настойчив. И таки удалось мне их убедить прийти в Россию. И договоренности были достаточно уникальные для компании, потому что, как правило, MySpace открывал 100%-е «дочки» везде, где он заходил, за исключением России и, по-моему, Японии, где были местные партнеры. В России я был местным партнером, соответственно. Но история достаточно грустная. Потому что, когда все-таки было принято решение и были приняты все юридические меры, для того чтобы открыть компанию здесь, буквально через год Мердок понял, что: а) ему плохо в России; б) MySpace начало сильно лихорадить. Кончился пятилетний контракт с фаундерами, он убрал фаундеров, поставил других людей и т. д. В общем, началась дорога под гору. Вот такая история.
А. П.: Как вы думаете, почему с MySpace все так получилось? И почему люди стали уходить оттуда на Facebook?
А. Т.: Это вопрос скорее глобальный. А почему из ЖЖ уходят люди? Или почему, не знаю, из Yahoo! уходят люди или из HotMail ушли люди? Ну, есть какой-то цикл жизни у компании.

Цикл жизни MySpace мог бы быть подольше, и значительно подольше, если бы его фаундеры все-таки смотрели по сторонам и не считали, что они сидят на горе, которая никем никогда не будет покорена.

Совсем не смотрели по сторонам. Продукт к исходу их пятилетнего контракта с точки зрения продвинутости технической и отношения с клиентами остался на том же уровне, он стал просто несовременным.
А. П.: MySpace продолжает свое существование. Несмотря на то что он далеко не такой глобальный, там пришел Джастин Тимберлейк. Вы следите вообще как-то за его судьбой?
А. Т.: Да, да. Скорее до меня долетают какие-то эховолны от моих коллег бывших и партнеров по MySpace. Я немножко слежу, но это совсем другое, это совсем не то, что было. Я даже не знаю, с чем сравнить это. Потому что осталось название. В общем, изначально, конечно, то, что было социальной сетью, построенной на контентной составляющей, и социальная активность шла вокруг контента, не только музыкального, но и видео, например, и фотоконтента и т. д., в какой-то момент умерло и превратилось, реинкарнировалось в историю узкопрофессиональную, музыкальную. Наверное, имеет право на существование. Но это уже не социальная сеть, конечно.
А. П.: На Snob.ru вы указали в своей биографии MySpace и как самый удачный ваш проект, и как самый неудачный.
А. Т.: Да.
А. П.: В чем тут дело?
А. Т.: Да, смотря как оценивать. Самый удачный он, потому что я считаю, что… Я не знаю, говорили ли вы, общались ли вы здесь с людьми, которые вынуждены были в рамках крупных корпораций западных — ну, Google, предположим, бог его знает, eBay, — пытаться здесь что-то местное сделать. Потому что полное копирование политики и маркетинга не проходит. Нужно понимать специфику. И мне отчасти их удалось все-таки убедить в том, что это отдельная страна. И это не только языковая проблема, проблем много других. И, в общем, MySpace русский довольно сильно в результате отличался от MySpace французского, или немецкого, или английского, которые были все одинаковые. Удалось какой-то контента собрать, сильно рос трафик. Более того, начали даже продавать за год всего существования. И если говорить с точки зрения финансовой, то, когда компанией было принято решение о сворачивании бизнеса, на берегу была обговорена некая оценка, по которой я могу либо увеличить свою долю при желании, либо они меня выкупят. Ну, они честно меня выкупили, так что денег я каких-то заработал. А неудачный [опыт] состоит в том, что: а) мне долго их пришлось уговаривать; б) все-таки проект закрылся, какая уж тут сверхудача. Мог бы еще жить и жить, я думаю.
А. П.: А каковы у вас на этом посту были KPI? Насколько вы их выполнили?
А. Т.: Вы знаете, KPI я не только выполнил, я его сильно перевыполнил. Я не помню цифр точных. Там были цифры по трафику, и по пользователям, и по новым регистрациям, и по объему контента привлеченному, и по офлайновым активностям, кстати говоря, был KPI. Все это было выполнено и сильно перевыполнено. Более того, когда компания закрывалась... у меня лежит где-то такая индульгенция, — я ее храню, не выкидываю, в рамочку, правда, не вешаю, — где было написано: дорогие ребята, ваши показатели выше всяких похвал, но извините, мы вынуждены...
А. П.: Вы когда-то писали, что причиной закрытия российского офиса MySpace стало стратегическое нежелание Мердока развиваться в этой стране. С чем оно было связано?
А. Т.: На самом деле там же, в Google, все написано, что называется, или в «Яндексе». Нет, у Мердока начались какие-то проблемы, он дал, помните, знаменитое интервью, в котором он говорил, что Россия — хорошая страна, здесь можно…
А. П.: Тут у него не сложилось, короче?
А. Т.: Да, не сложилось, на достаточно высоком уровне. Он довольно много потратил денег на приобретение канала, в покупке которого ему в результате отказали. У него начались проблемы с наружкой, которую тоже всякими регуляторными способами начали поддавливать. И он, в общем, решил, что он не хочет больше здесь ничего делать.
А. П.: А чем занимался российский офис? И как продолжала существовать русская версия MySpace после закрытия его?
А. Т.: Чем занимался российский офис? Российский офис занимался абсолютно тем же, чем занимаются здесь офисы компаний. Задачей, как я уже говорил, было привлечение аудитории, повышение visibility бренда. И мы занимались как онлайновыми, так и офлайновыми делами, организовывали какие-то шоу, привлекали интересных музыкантов, артистов, художников, делали какие-то выставки, что-то такое. Даже получили какой-то приз, не помню. От Billboard, по-моему, приз получили за лучшее что-то. Был KPI, конечно же, по деньгам, потому что надо было продавать трафик. Трафик продавался. Чем стал заниматься офис после закрытия? Ничем, офиса не стало. Русский MySpace прекратил продавать здесь рекламу. Это превратилось просто в зеркальную трансляцию того, что происходило на основном сайте, больше ничего.
А. П.: Следующая заметная веха вашей карьеры — пост исполнительного директора кластера информационных технологий в «Сколково». Честно говоря, не могу запомнить это: пост исполнительного директора кластера информационных технологий в «Сколково».
А. Т.: Давайте попробуем семантически проанализировать. Слово «пост» понятно! Слово «Сколково» — тоже.
А. П.: Да, а что между ними? Кстати, о «между»: а что было между MySpace и «Сколково»?
А. Т.: Ой, на самом деле там был достаточно небольшой промежуток. Думаю, меньше года, месяцев десять, внахлест все происходило. Но при этом у меня были, есть и остаются мои собственные проекты, в которые я инвестировал, инвестирую, продолжаю инвестировать, продолжаю участвовать как… И не только в России.
А. П.: А в «Сколково» вас кто позвал?
А. Т.: В результате на должность позвал Вексельберг, естественно, поскольку Вексельберг был и остается лидером и головой проекта. Скажем так, в должность я вступил, по-моему, в декабре 2010 года. Де-факто я занимался всякими историями вокруг «Сколково», то есть концепцией, каким-то brainstorm и т. д., я думаю, где-то с июля-августа того же, 2010 года. Ну, в это же время довольно много народа занималось примерно тем же самым, то есть пытались понять вообще, как это дело лепится или не лепится, что это должно быть в результате. И вот с декабря, да, я получил предложение занять такую должность. Что она, по сути, означала? Можно долго рассказывать…
А. П.: Чем занимались?
А. Т.: Чем я занимался? Индустрия, в принципе, об этом наслышана. «Сколково» — это некая попытка системно поддержать набор индустрий, не только IT. Так называемый IT-кластер был одним из пяти, самым крупным, понятное дело, просто потому, что индустрия гораздо живее и быстрее разгоняется. Но был одним из пяти, суть истории очень простая. Через меня прошло, наверное, больше 2 тыс. заявок, applications компаний самых разных стадий, которые хотели получить государственную поддержку. В двух формах они ее могли получить. Они ее могли получить в форме так называемого статуса резидента, то есть это налоговые льготы, миграционные льготы, офис дешевый, какие-то услуги и т. д. И так называемая грантовая поддержка, то есть я оперировал бюджетом. Мне кажется, на 2011 год 50$ млн было роздано в виде «подарков» компаниям самых разных стадий: от «салфеточных», студенческих, начинающих до солидных монстров индустрии типа ABBYY, Parallels и т. д. На какие-то абсолютно конкретные вещи: на конкретные проекты, с конкретными KPI, с конкретным графиком, с конкретными соинвестициями. Почти никогда деньги не давались все, обязательно требовалось соинвестирование либо со стороны венчурной, либо со стороны компании.
А. П.: Участники российского IT-рынка, вообще наблюдатели часто выражают скептицизм по поводу этого проекта «Сколково». Что вы можете им ответить? Какие у нее сильные, какие слабые стороны вообще?
А. Т.: На самом деле, уйдя оттуда, не очень корректно, наверное, кидать какие-то вещи в сторону «Сколково». Тем не менее я вам должен сказать, что…
А. П.: О сильных-то сторонах — вполне корректно!
А. Т.: Тоже — что ушел тогда? Нет, там история какая: задумка, в моем понимании, ну, не как обычно, системно была очень хорошая. Ни одна страна сегодня в мире, которая хочет перейти от одного вида экономики к каким-то более продвинутым типам, не обходится без системной поддержки государства. Это не только какие-нибудь — они на слуху — Израиль и Штаты, но это даже Бразилия, Индия…
А. П.: А Россия хочет перейти?
А. Т.: Россия очень неоднородна с этой точки зрения. Какая-то часть хочет, какая-то часть, наверное, хочет не очень.
А. П.: Хочет показать?
А. Т.: Какая-то хочет показать. Какая-то даже слышать об этом не хочет, потому что считает это бесполезным. Я посчитал на тот момент, что эксперимент в таком масштабе лично мне интересен и вообще привлекателен. Потому что я рулил большими проектами, в несколько тысяч человек, но проектом в масштабах страны, чтобы вот так за короткое время получить инструментарий, чтобы можно было вообще понять, что живое в стране есть, что двигается и можно ли из этого живого что-то структурировано сделать, — это был очень интересный для меня эксперимент.
А. П.: Как же, поняли, сколько живого?
А. Т.: Понял.
А. П.: Расскажите!
А. Т.: Должен вам сказать, что…
А. П.: …больше, чем ожидалось?
А. Т.: …я приятно удивлен. Потому что я считал, что.. ну как, господи, ну кто придет, ну где? Как говорил на одной из лекций один великий физик: «Какой искусственный интеллект? Тут естественного днем с огнем не найдешь». Было довольно много — на удивление! — интересных проектов, в том числе не из Москвы, в том числе из точек, которых для меня до того абсолютно на «продвинутой», интернет-айтишной карте не существовало. И мне было интересно видеть, как какие-то живые ростки появляются и с помощью каких-то стимулов государственных, пусть и не очень естественных, — это, наверное, не самый естественный, рыночный рост был бы более естественным, — продвигаются, идут куда-то, начинают продавать, выходят на Запад, поднимают какие-то деньги. В таком смысле, я считаю, это позитив. И более того, думаю, что бы ни случилось в дальнейшем со «Сколково», — некий пусть и кратковременный [проект], может быть, сойдет постепенно на нет, но еще волна будет идти, — те, которые успели, они, я думаю, скорее позитивно оценивают свое взаимодействие и те benefits, которые они получили от «Сколково».
А. П.: В прошлом году вы расстались со «Сколково», но, можно так сказать, даже не окончательно. Потому что партнером вашим в некотором смысле по бизнесу — вот вы создали фонд венчурный — остался Вексельберг же, правильно?
А. Т.: Же!
А. П.: То есть Вексельберг вас звал в «Сколково», он остался партнером.
А. Т.: Да, да.
А. П.: А как так удачно получилось: и из «Сколково» уйти, и при Вексельберге остаться?
А. Т.: И не пострадать. Смотрите, поскольку я и приходил в «Сколково» под неким «девизом», что я — и я это объявлял всегда — человек, как вы видите, немолодой, и карьерные какие-то посылы, которые у некоторых участников процесса были, меня не очень интересуют. Я не собираюсь становиться ни замминистра, ни каким-то клерком продвинутым. Поэтому я всегда декларировал, что я буду этим заниматься, пока мне не станет стыдно или скучно. Поскольку я шел несколько на другую историю, поскольку я все-таки пришел из бизнеса, вдруг в какой-то момент, когда я уже буквально одной ногой был внутри, я выяснил, что я нахожусь в благотворительной организации, в некоммерческой. «Сколково» — некоммерческая организация.
А. П.: Некоммерческая — не всегда благотворительная.
А. Т.: Скажем так, да.
А. П.: Для бизнеса всегда, да.
А. Т.: Она с точки зрения экономики благотворительная, да. А здесь она не всегда благо творит. Вот в этом случае совпало. Организация некоммерческая, мне стало на самом деле… Мне сложно понимать критерии успеха тех вещей, к которым прикладываются руки, по каким-то показателям, кроме как по показателям экономическим. Да и, собственно, инструментов никаких, поскольку подарил денег — сиди на берегу, смотри, как деньги тратятся. Твое слово в этом смысле… Ну, если хорошие ребята — придут расскажут, если так себе — даже не придут и не расскажут, даже не вспомнят. Поэтому в какой-то момент я решил: ну сколько можно? Система отстроена, маховик раскручен, работает по сей день достаточно успешно, команда собрана. Надо что-то делать дальше. Ну и плюс какие-то внутренние процессы, обычные для российско-советского общества, когда любая большая система скатывается в такой большой… В Министерство правды, грубо говоря.
А. П.: В бюрократический...
А. Т.: В бюрократический и с не очень понятным профилем субъект. Ну, я же, в общем, достаточно ненатуральным объектом процесса оказался. Скорее такой военспец, знаете, как в 1930-е годы: слушать слушают, но придет время — расстреляют первым, что называется. Поэтому я решил, что я, пожалуй, пойду заниматься своими делами, просто захотелось позаниматься бизнесом. Поскольку Вексельберг — человек бизнеса, и я надеюсь, что он мне доверяет и относится к моему мнению с каким-то вниманием, он сказал: «Ну а чего ты совсем пойдешь? Погоди, давай, может быть, попробуем на том, что там заварилось, сделать венчурный фонд, который, может быть, сможет частично утилизовать то, что там произведено, частично поддержать, помочь». С этого все и началось.
А. П.: Вы уже говорили о том, что некоторые проекты вас приятно удивили и т. д. В 2011, кажется, году вы в Кремниевой долине показывали говорящий смартфон.
А. Т.: Да, это вопрос. Что значит «говорящий смартфон»? Я не знаю, кто его так назвал. Показывали application, которое было андроидным аналогом Siri. И оно было сделано до того, как вышел Siri. И это было действительно… Когда приехали в Долину и вот только залончился Siri, а тут приехали какие-то дикие русские и показывают то же самое для Android, уже готовое, это был действительно интересный эффект.
А. П.: Моя подводка была базой к следующему вопросу: когда мы увидим какие-нибудь реальные выхлопы из всех проектов, о которых вы с таким энтузиазмом говорите?
А. Т.: Из «сколковских»?
А. П.: Ну да, из «сколковских», из ваших в том числе, в которые вы вкладываете.
А. Т.: Смотрите, я начал вкладывать, первую инвестицию я сделал, наверное, уже в рамках фонда, месяца четыре назад…
А. П.: Нам бы хотелось русский Instagram, знаете ли, русский Twitter! Ну, условно я говорю.

А. Т.: Не бывает русского Instagram, Instagram может быть только американский. Даже немецкий не бывает Instagram, понимаете?

А. П.: Русский лучше всегда!
А. Т.: Лучше, больше.
А. П.: Почему есть русский «Яндекс»? Есть русский «Яндекс».
А. Т.: Есть русский «Яндекс», есть русский «Касперский». Что еще есть русское?
А. П.: ABBYY.
А. Т.: ABBYY? Ну да. ABBYY, Parallels назовите. Это все равно команды… Это не Instagram.
А. П.: А теперь мы хотим Instagram!
А. Т.: Это хорошая сильная лига… Придет к нам, я надеюсь! Смотрите, я оптимист, по сути, иначе я просто бы этим не занимался, а действительно, как вы говорите, где-нибудь на каких-нибудь островах лежал, загорал и пил из-под зонтика какой-нибудь цветной коктейль.
А. П.: Это вы говорили.
А. Т.: Нет, ну вы говорите: «А чего вы работаете?» Да вот!
А. П.: Да-да-да.
А. Т.: Значит, смотрите, проекты. Есть некоторое количество компаний, которые достаточно перспективны. Станут ли они «Яндексами», станут ли они Evernote — я бы скорее сказал, что больше шансов на то, что они станут Evernote. Есть, — я могу загнуть несколько пальцев, может быть, даже больше, чем на одной руке, — компании, которые вышли отсюда и потенциально будут миллиардными корпорациями или есть миллиардные корпорации.
А. П.: Когда? Когда ждем?
А. Т.: Ну, Evernote — миллиардная компания по-любому, как ни крути. Или Parallels, может быть, вокруг был…
А. П.: Хорошо, он не был ни проектом «Сколково», ни вашим. А вот из этой когорты?
А. Т.: Вы знаете, девять беременных женщин за месяц не родят, как ни старайся.
А. П.: Поэтому и спрашиваю когда. Ваши прогнозы?
А. Т.: Мои прогнозы касательно того, что будет процветать здесь и станет русским «Яндексом», ну…
А. П.: Русский «Яндекс» уже есть.
А. Т.: По масштабам. То, что, грубо говоря, живет на русском рынке, утилизует русский рынок и зарабатывает сотни миллионов долларов на русском рынке. Из «сколковских» компаний — ну, я не знаю… Если считать ABBYY «сколковской» компанией — пожалуйста. Если считать Parallels сколковской» компанией — наверное, да.
А. П.: Да они вошли туда уже известными. Нет-нет, нам бы стартапы какие-нибудь.
А. Т.: А вот стартапы, которые… А кто за три года стал миллиардной компанией? Вам кто-то известен вообще в истории, кроме Instagram и еще разных парадоксальных штук, которые были куплены, а потом закрыты, например? Нет, есть несколько историй. Смотрите, это мои личные какие-то пристрастия. Я все-таки себя не считаю интернетчиком, поскольку я смотрю на IT-индустрию по-другому немножко. И считаю, что объектом мирового интереса сегодня из Росси или, скажем, из Восточной Европы скорее будут являться компании, в которых лежат какие-то серьезные технологические наработки и которые имеют технологическое преимущество. Потому что рыночное преимущество условно. А технологии все равно стремятся туда, где деньги. Поскольку русский рынок все-таки считанные единицы процентов от мирового, то, что родилось здесь и приживется там, будет продвигаться.
А. П.: В Maxfield Capital прослеживается такой отчетливый интерес к сугубо IT, технологическим интернет-проектам. Например, проинвестировали вы в Jelastic, да?
А. Т.: Да.
А. П.: Это такая облачная платформа для Java и PHP-приложений.
А. Т.: Да.
А. П.: А совсем недавно — в стартап Qbaka…
А. Т.: Да.
А. П.: … который обеспечивает выявление ошибок в Java Script, в веб-приложениях.
А. Т.: Да, да.
А. П.: Это такая прямо специализация?
А. Т.: Именно Java? Нет, не так. Технологии. Поскольку я не медийщик и не рекламщик, мне достаточно сложно судить. Я имею представление, но не являюсь экспертом и не претендую на это. В моем понимании фондам ранних стадий — а я являюсь фондом именно ранних стадий — сложно выращивать компании…

Фонд — циничная очень история. Потому что фонд, особенно ранних стадий, вообще не интересует выращивание прибыльного бизнеса. Если получился прибыльный бизнес как побочный продукт — отлично. Если нет, то не важно.

Важно, чтобы компания «надула» свое value. Value компании на ранней стадии, пока нет продаж, пока нельзя отследить по cashflow и т. д., — это технология. То есть, как правило, если вы оцените выходы, которые существуют на этом рынке, то покупают технологии, покупают компании, в которых есть либо клиентская база большая, приносящая деньги, либо какая-то технология, которую можно на другие рынки вытащить. Поскольку я не верю, что за три года можно добиться большого рынка, я и смотрю на компании, в которых есть некий технологический catch, который может быть интересен миру, а не только России.
А. П.: Вот еще в справочке, которая у меня подготовлена, указано, что среди проинвестированных фондом компаний — малоизвестный в Рунете Machinio.com, да?
А. Т.: Machinio, да.
А. П.: Это фактически поисковик по строительной технике или это маркетплейс?
А. Т.: Это маркетплейс, они совсем маленькие, они только начали. Почему они мне интересны? Мы все читаем аналитику, понятное дело. Мои аналитики читают аналитику, я читаю аналитику аналитиков и т. д. Вообще, «вертикальный» маркетплейс — это история достаточно горячая на сегодняшний день. Не всеобщие поисковики, а какие-то узкие. Machinio — это не только строительная техника, это вообще тяжелая машинерия, которая живет по своим странным законам: там много всяких лизов, сублизов, секонд-хенд. Ну, не знаю, вот вам нужен в коттеджном поселке экскаватор — прорыть канаву — на неделю. Вот где вы его возьмете? Если у вас нет знакомого прораба, который за ящик к вам его пригонит, то вы в серьезной проблеме. А это гигантский рынок. И там собралось двое ребят, очень интересных, как мне показалось, один из них — советского происхождения парень. Там история такая: один очень хороший, назовем это так, парсер. Он очень грамотно, быстро и качественно научился делать то, что делает Kayak какой-нибудь. То есть парсит соответствующие сайты, и они уже стали приходить к нему сами: «Возьми нас», — готовы давать ему уже свои данные сами, без нужды парсить. А второй пришел из этого бизнеса и очень неплохо понимает игроков. А это своеобразная замкнутая аудитория, большой рынок. Я думаю, что они довольно быстро покажут хороший материальный рост.
А. П.: Вы вообще верите в нишевые b2b-проекты, в принципе?
А. Т.: Конечно. Я верю в специализацию. Более того, я не верю в то, что может прийти любой, — ну, давайте так, никого не обижать, — любой человек, который в интернете чего-то делал, понимает, прийти и сказать: «Знаешь чего, я все понимаю, я сейчас сделаю ритейл отличный». Или: «Я сейчас сделаю travel отличный». Не понимая, как работает travel, не понимая, как работает ритейл, а просто: «Ну а чего, вот возьму, Amazon же работает, и у меня будет работать». Или: «Booking.com же работает, и у меня будет работать. Почему не будет работать?» Я в это не верю. Опять же, может быть, это моя ошибка? Я как венчурный инвестор вообще принципиальный противник клонов, потому что я считаю, что кладбище клонов еще более заселенное, чем кладбище оригинальных проектов.
А. П.: Но, с другой стороны, такой клон, как «ВКонтакте», успешен же?
А. Т.: Ой, вы знаете, это сложно называть так. Во-первых, да, есть примеры. Сколько неуспешных, мы с вами уже не хотим вспоминать, да?
А. П.: Конечно.
А. Т.: Но «ВКонтакте» — тут я уж не знаю, клон ли это. То есть он на каком-то этапе, пока Facebook еще был, скажем, таким полуживым, в России его не было и он был полу-OpenSource такой, что можно было на торрентах скачать исходники. Нет, там не так. Они взяли идею, они взяли какую-то основу, но сегодня сказать, что это клон, неправильно. Не знаю, как вы оцениваете. В моем понимании это вообще не клон, другая модель совершенно, жизненная в том числе.
А. П.: Как бы вы оценили то место, которое ваш фонд Maxfield Capital занимает в экосистеме российского венчура?
А. Т.: Типа от 1 до 100 или как, слева направо?
А. П.: Например. Может быть, ниша какая-то, я не знаю.
А. Т.: Смотрите, еще раз, ниша, в которую я пытаюсь попадать, мне кажется достаточно разреженной. Это ниша ранних стадий. У меня внутри, кстати, есть и посевная программа, то есть я и совсем маленькие деньги тоже даю быстро. Чтобы, опять же, для себя подготовить некий внятный поток более или менее упакованных сделок, когда уже я могу спокойно миллион-два инвестировать. Ранние стадии, технологичные компании с предпочтительно глобальным фокусом. Таких фондов в России какое-то количество есть. Ну, та же Runa Capital начиналась так. Даже первый год, наверное, Almaz Capital так начинался, потом он изменился. Но фонды тоже ограниченные в жизненном цикле компании. Вот он проживает свои пять-семь лет, отынвестировал три-четыре года — все. Он начинает заниматься вторым фондом, второй фонд уже, как правило, старается переходить в нишу более крупных инвестиций, более поздних стадий. Эта ниша на сегодняшний день в моем понимании достаточно востребована и свободна, с одной стороны. С другой стороны, еще уникальность, которую я пытаюсь продавать, скажем так, своим компаниям и рынку, состоит в том, что во многих фондах, в большинстве фондов, наверное, сегодня рулят финансисты, инвестбанкиры, венчуристы, MBA всех…
А. П.: …мастей.
А. Т.: …оттенков и т. д. Я все-таки себя по-прежнему считаю инженером. Мне интересна в первую очередь инженерия и люди, которые этим занимаются, понятно, не без бизнес-прицела. И дополнительная ниша, которая тоже, может быть, не уникальна, но я достаточно обоснованно могу на нее претендовать. Потому что я достаточно долго прожил и продолжаю часто бывать в Израиле, имею там достаточно серьезные корни и в технологическом мире. И в Штатах, не на западном берегу, а скорее на восточном, — там Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия — вот этот район. Я считаю, что некая распределенная система сегодня имеет шанс. На Штаты смотрят все. Русской компании попасть в Штаты тяжело неимоверно. Израильской компании попасть гораздо проще зачастую, чем американской, парадоксально. В Израиле ситуация тоже довольно специфичная сегодня: там маховик производства, воспроизводства стартапов был разогнан, а денег стало меньше по ряду причин. Можно отдельно останавливаться, но денег меньше. И израильские компании с меньшим высокомерием смотрят на деньги из России, чем хорошие проекты из Штатов. А в обратную сторону интересный получается сегодня эффект, по части Machinio, например. Вот компания начинается как стартап из трех человек. Вот она вроде неплохо прошла посевную стадию, подняла раунд 3-5$ млн. Она должна вот так вырасти до 15$ млн. Найти 10, 12, 15 человек качественных инженеров сегодня даже в Нью-Йорке — я уже не говорю про Долину — либо невозможно, либо так дорого, что просто поднять невозможно, не хватает никаких денег. А мы, в общем, сегодня видим вполне реальную возможность задействовать российские ресурсы, израильские ресурсы, украинские ресурсы, когда мы вполне технологично высаживаем здесь некий микро-R&D-центр, который занимается разработкой on remote.
А. П.: Сейчас все больше фондов различных на нашем рынке становится. Вот появился недавно 101StartUp Михаила Гуревича, выходца из РБК, из «Финама» ребята тоже делали. А чего, по-вашему, не хватает нашему венчурному рынку?
А. Т.: Хороший вопрос на самом деле. Со стороны венчуриста, во-первых, действительно неожиданно вдруг оказалось, что заниматься венчурным бизнесом — это прямо мода такая. Только ленивый или сытый не делает вдруг венчурный фонд. Я даже не ожидал. Я, в общем, никогда строем не ходил. По тому, что должно быть много венчурных фондов, хороших и разных: я двумя руками за. Конкуренция между фондами должна быть не меньше, а может быть, и больше, чем между компаниями и стартапами. Чего не хватает рынку с точки зрения венчурной? Ну, я бы сказал, все-таки какой-то существует по-прежнему разрыв между технологической экспертизой и финансовой, бизнесовой составляющей понимания бизнеса. Вот те компании, которые вы назвали, — я не знаю, что будет делать «Финам», честно говоря, по их профилю не очень понимаю. То, что в моем понимании будет делать Гуревич, — это все-таки будут больше медийные интернет-проекты. Это отдельная ниша с отдельной экспертизой, и там должна быть конкуренция тоже.

Смотрите, есть вот такая дыра, есть некое количество фондов, достаточно крупных, которые готовы были бы инвестировать в Россию с минимальным тикетом, что называется, 20-30$ млн. Чтобы им инвестировать 20-30$ млн, компания должна стоить... Ну, 60, 70, 100$ млн она должна стоить! А где их взять, эти компании?

А у них деньги лежат, они готовы. Соответственно, подращивать компании до вот этого состояния, то есть классические A-раунды и B-раунды надо делать, надо больше еще, я думаю.
А. П.: Большое спасибо, Александр! Александр Туркот, основатель и управляющий партнер Maxfield Capital, был сегодня героем программы «Удельный вес». Меня зовут Александр Плющев. Большое спасибо, до новых встреч на SeoPult.TV!

Развернуть текстовую версию
Комментарии
Похожие видео
Еще видео